— Так товарищи — слово взял замполит: — давайте начинать. Времени очень мало, до пяти надо закончить. Предлагаю избрать председателем собрания товарища Савельеву, а секретарем….

— Разрешите, товарищи, я буду протокол вести — с заднего ряда поднял руку старшина Быков Юра, самый результативный старший автопатруля в нашей роте.

— Быков, ты же не комсомолец!

— Товарищ майор, я же протокол вести хочу, а не голосовать — Юра, по-доброму, улыбался из-под смоляных волнистых усов. Почему-то, наличие человека, желающего добровольно вести протокол собрания, замполиту не понравился, но, других желающих не было, а собрание постановило. Лидочка, пошушукавшись с начальниками, сидящими в президиуме, предложила предоставить слово городскому «комсомольцу».

— Товарищи, разрешите мне, как представителю к городского управления МВД и комсомольской организации, объединяющей милиционеров — комсомольцев города, начать данное собрание. Из Горкома ВЛКСМ пришло сообщение, что ваш сотрудник, комсомолец, сержант Громов, не обеспечил охрану общественного порядка на вверенном ему маршруте патрулирования. Вследствие халатного отношения данного комсомольца к своим обязанностям, на площадке фестиваля народной и средневековой музыки, проводимого силами комсомольцев оркестрового факультета нашей Городской консерватории, была допущена драка, переросшая в открытое хищение имущества, принадлежащего организатору фестиваля, присутствующему здесь. комсоргу факультета консерватории, Бочарову Игорю. Предлагаю, дать пострадавшему возможность самому рассказать о произошедшем, ну, а потом, дать комсомольцу Громову возможность объяснить свой неблаговидный поступок. Затем дать по одной минуты желающим выступить и принять решение. Со своей стороны, хочу сказать, что наш комитет комсомола, рассмотрев поступившие материалы, рекомендует первичной организации Дорожного отдела вынести решение об исключении комсомольца Громова из рядов комсомольской организации. Товарищ Бочаров, пожалуйста, расскажите нам, как все произошло.

— Товарищи комсомольцы — на трибуне Игорь смотрелся импозантно: — мы, комсомольцы консерватории постоянно ищем новые, современные формы приобщения наших граждан к великой силе искусства, в частности, к музыке. Недавно я с моими коллегами с оркестрового факультета, образовали комсомольский музыкальный коллектив «Трубадуры», основной целью которого стала развитие новых форм знакомства населения с такими, редко исполняемыми, видами музыки, как музыка европейского средневековья и музыка русских скоморохов. Мы, с нашим молодым, талантливым коллективом, решили внедрить хорошо забытые, но, очень интересные приемы и стили исполнения музыкальных произведений, как например танец. Да, товарищи, наши девушки -скрипачки, очень красиво танцуют во время исполнения музыкальных произведений. Наши советские граждане очень позитивно приняли результаты усилий студенческой молодежи. Наши выступления собирают большое количество публики. Два дня назад, во время проведения фестиваля на площадке у ЦУМа, какие-то хулиганы начали рваться на сцену, с целью сорвать выступление наших музыкантов. Когда я попытался призвать их к порядку, меня ударили по лицу, сбили с ног, и пользуясь моим беспомощным состоянием, открыто похитили принадлежащие мне сто рублей. После этого, хулиганы убежали. Через некоторое время, появился милиционер, как я позже узнал, комсомолец Громов. Когда я обратился к нему за помощью, он отказался со мной разговаривать, а потом, вообще, допустил ряд антисоветских высказываний. В частности, когда он узнал, что это комсомольское мероприятие, он сказал, что, цитирую «вас, сволочи, давно пора к стенке поставить или утопить». В результате, товарищи, проведение фестиваля сорвано. Большое количество наших сограждан стали свидетелями этой криминальной выходки, отсутствие реакции милиции на факт совершения этого преступления. Мои артисты — музыканты, просто боятся работать в этих условиях. Поэтому, комсомольская организация консерватории, с поддержки Горкома комсомола, обратилась к комитету комсомола городского УВД о необходимости дать оценку действиям комсомольца Громова. У меня все, товарищи. Мои комсомольцы очень надеются на адекватную реакцию на проступок Громова со стороны своих товарищей-комсомольцев из милиции.

— Слово предоставляется комсомольцу Громову — Лидочка оторвала одобрительный взгляд от красавца-музыканта-комсорга и кивнула мне: — Регламент две минуты.

— Не было такого регламента — проворчал я, аккуратно собирая разложенные на соседнем стуле бумаги: — На прения минута — был, а на мое выступление регламента не было.

— Ты, Громов — влез с комментариями замполит: — там не бубни, правовед, то же мне. Тебя ни пять минут не спасут, ни бумажки твои вечные, прости господи.

— Неправда ваша, товарищ майор. Поговорка ведь не зря говорит — без бумажки ты какашка. — я помахал перед замполитом заполненными листами, и пока замполит соображал, кого я назвал какашкой, я начал выступление.

— Дорогие коллеги! Почти все мы здесь немножко юристы. Во всяком случае, те, кто каждый день, на улице, борется с преступностью, помогает гражданам, ежеминутно и быстро решая, на первый взгляд, простенькие, но очень важные юридические вопросы. И хотя, судя по сегодняшнему судилищу, наши комсомольские и политические руководители, страдают юридическим нигилизмом, я обращаюсь к вам — сотрюдникам нашей роты, как к людям, немного разбирающимся в законах и правовых вопросах.

— Громов… товарищ Громов, вы что себе позволяете! — майор из городского комитета попытался меня перебить, но его оборвал секретарь собрания.

— Товарищ майор — Юра Быков просто лучился от возможности поставить начальство на место: — Не прерывайте Громова. Вам будет предоставлено слово. Потом, по регламенту, в течении одной минуты.

— Я продолжу, товарищи — я аккуратно разложил листы на трибуне: — Так вот, это фарс напоминает мне комедию «Ревизор» незабвенного Гоголя. Помните, там два дурачка, Бобчинский и Добчинский, увидели какого-то жулика и прибежали к городничему с вестью, что в город приехал ревизор. Так и у нас, наши комсомольские вожаки притащили сюда жулика и, на основании его лживых слов, собираются выгнать меня из комсомола.

Орали все, и зал и президиум. Продолжалось это все минут пять. Я молча ждал, пока шум не стихнет, потом продолжил:

— Продолжаю, товарищи. Меня обвиняют в срыве важного комсомольского мероприятия. У меня вопрос — есть хоть одна бумажка, что на территории перед ЦУМом проводится музыкальный фестиваль. И я вам отвечу — нет такой бумажки, потому что притворяющийся потерпевшим гражданин из консерватории жулик, всего лишь, наглый и жадный жулик, но не умный.

Я обернулся к президиуму. Если наш замполит и Лидочка еще ничего не поняли, и не отрывали от меня испепеляющих взглядов, то майор из города и инструктор из Горкома комсомола, очевидно, стали что-то подозревать, во всяком случае в их глазах появилась растерянность.

— Предыстория этого судилища такая — комсомолки консерватории решили повысить свой профессиональный уровень, и что греха таить, немного подзаработать. По случайности, я живу рядом с общежитием консерватории и, с некоторыми студентами, по соседски, знаком. Они ко мне обратились, как к студенту юридического, что надо сделать, что бы все было правильно. Я посоветовал провести комсомольское собрание, создать комсомольский музыкальный коллектив, на собрании решить, что эти деньги распределяются среди участников, какую-то сумму направлять на материальную помощь неимущим студентам, платить взносы и так далее. Короче, сделать все правильно, по-социалистически. И это не пустые слова, вот объяснительные от участников музыкального коллектива — я потряс бумагами.

— Ребята пошли со своими вопросами к этому гражданину, притворяющемуся комсомольским организатором- я махнул рукой в сторону побледневшего Игорька: — он сказал, что все оформит, все согласует, а на ребятах лежит ответственность за музыкальную и артистическую часть. Через неделю гражданин Бочаров сообщил комсомольцам, что все оформлено, и можно выступать. Фестиваль, который я, якобы сорвал, выглядел следующим образом — пару часов в день, ребята из консерватории играли, танцевали и пели, а Бочаров регулярно обходил круг зрителей с шапкой и собирал деньги. Сколько денег он собирал почти каждый день — никому не известно. По вечерам он давал ребятам какие-то суммы, говорил, что сам он забирает на взносы, материальную помощь и организационные расходы тридцать процентов выручки. Несколько дней назад Бочаров привел какого-то парня, сказал, что это охрана, а за охрану придется платить еще двадцать процентов….