Я подошел к киоску «Союзпечати», расположенный на автобусной остановке, втянул носом запах ирисок, доносящийся с территории карамельной фабрики, чьи цеха располагались на этой же улице, и попросил у киоскерши газетку «Юная Сибирь». Расставшись с тридцатью копейками, я сразу стал изучать выходные данные, отпечатанные в самом низу последней страницы. Редакция «Юной Сибири» располагалась на шестом этаже высотного здания издательства «Народная Сибирь». До конца рабочего дня оставалось около двух часов и я двинулся в сторону рынка, чтобы перебраться в Левобережье Города на самом удобном виде транспорта — единственным за Уралом метро.
Через полчаса, проблуждав по многочисленным подземных переходам конечной станции «Площадь предтечи», я двинулся мимо квадратного корпуса черного стекла универмага «Родина» в сторону длиннющей улицы Гвардейцев –героев. Между двумя серыми «хрущевками» мелькнули окна последнего этажа моей школы, в которой я проучился десять лет. В этом районе прошло мое детство, бедноватое, по меркам будущего, но счастливое. Пойдя метров триста я остановился. Через широкий проезд между двумя «сталинками», виднелся уголок моего дома, и даже, угловое окно моей комнаты, старый двор, по которому я безнадзорно, с утра до вечера, бегал с ключом от квартиры на шее. Детство, в котором каждый ребенок мечтал поскорее стать взрослым, мелькнуло, на мгновенье, вместе с тополями старого двора, и пропало, заслоненное огромной тушей старого троллейбуса ЗИУ-5, который с сердитым натужным жужжанием двигателя, с трудом втягивался на крутой подъем, тянущийся от обмелевшей речки Дулки. Я прошел мимо булочной, в которую я в детстве забегал купить булочку с помадкой за пять копеек или коричневую, пропитанную маслом трубочку с повидлом по шесть. Дальше был овощной, в котором, кроме жухлой свеклы и мелкой, облепленной землей картошкой, и техлитровых банок с березовым соком, стояла пара деревянных бочек с, плавающими в мутном рассоле, солеными огурцами. Затем я прошел мимо огороженной территории детской больницы, и вот, передо мной, во всем великолепии, раскинулся огромный комплекс издательства «Народной Сибири». Нужный мне корпус, названный журналистским, где на одиннадцати этажах теснилась куча народу, имеющая отношения к издательству многочисленных газет, печатающихся в Городе, встретил меня густой шумной толпой на входе, отгородившимся газетой от ужасов этого мира вахтером, и очередью к единственному работающему лифту. Покрутившись пару минут, я понял, что проще подняться наверх по лестнице, так как кабина лифта была маленькой, в нее с трудом втискивались по четыре человека, а пишущей и другой окологазетной братии -много. Редакция «Молодежки» привольно раскинулась на целый этаж здания. Потребности экономить на аренде и плотненько садить сотрудников, у руководства многотиражки, еще не возникло. Проблуждав по этажу, среди шустро носившихся или что-то весело обсуждающих сотрудников, я набрел на стоявший в тупичке кабинет с табличкой «Фотолаборатория. Не входить». Я попытался открыть дверь, но она была заперта, хотя изнутри раздавались какие-то лязгающие звуки. Я пнул дверь ногой и отошел к окну. Через минуту дверь лаборатории распахнулась, в узком проеме показалась злая голова красивого мужчины лет тридцати, с уже устаревшими, но все еще волнующими женщин усами — скобкой и вьющимися волнистыми темными волосами.
— Что хотел? — грубо спросила меня голова голосом человека, оторванного от важного процесса.
— Я? Ничего. Мужик какой-то прибежал, в дверь стукнул и опять убежал.
Голова произнесла что-то неразборчивое, среднее между «Черт» и совсем уж нецензурным, дверь захлопнулась и внутри щелкнул замок. Я, было двинулся наружу, но внезапная мысль остановила меня, и я прошел мимо лестницы, ведущей на улицу, в противоположную часть коридора.
Кабинет отдела кадров редакции был небольшой, всего на два стола. Но, все его обитательницы и еще две, явно сверх штата, сгрудились у окна, склонив головы к какому-то яркому журналу, кажется «Бурда моден».
— Здравствуйте.
На меня воззрились четыре пары любопытных женских глаз.
— Я хотел бы к вам, в редакцию, фотографом на работу устроится. Я хорошо фотографирую.
От группы барышень отделилась одна стройная фигура, надо полагать, работник кадровой службы, подошла ко мне и, с легким пренебрежением творческой личности ко всем остальным, произнесла:
— Молодой человек, у нас в газете только одна штатная должность фотокорреспондента, и она занята мастером своего дела Михаилом Владимировичем Чугуновым. К нам очень многие талантливые фотографы рвутся, хотя бы, как "внештатники" сотрудничать, но не все подходят. Присылайте свои работы Михаилу Владимировичу, на адрес редакции и, если они действительно хороши, — девушка привпустила в голос иронию: — то возможно, вам будут даваться разовые редакционные задания. У вас есть еще вопросы?
— Нет, извините меня пожалуйста — я изобразил сломленного тяжким роком человека, задом открыл дверь и, пятясь, и кланяясь, выполз в коридор.
Через пятнадцать минут из высотного здания повалил радостно гомонящий народ, радующийся теплому вечеру. Я стоял метрах в пятнадцати от стеклянных двойных дверей, и внимательно наблюдал, боясь пропустить своего клиента. Но, не пропустил. Кроме красивой головы, гражданин Чугунов обладал высокой стройной фигурой, сиреневыми вельветовыми джинсами и спортивным пиджаком в крупную яркую красно-коричневую клетку. Я собирался двигаться за ним в сторону остановки общественного транспорта, но Михаил, важно помахивая ключами на ярком брелоке, подошел к ухоженному двухцветному «Москвичу» четыреста седьмой модели, и уселся в него. Прогрев насколько минут двигатель, «Москвич» гордо бибикнул и, шустро встроившись в поток транспорта, бодро покатил в сторону Задульского жилмассива. Я проводил его взглядом, записал в блокнот цифры и буквы с черно-белого государственного номерного знака и поехал домой. До позднего вечера в голову лезли различные планы решения вопроса с талантливым фотокорреспондентом, но все они сыпались, или за малой реальностью, или за неэффективностью. Так, ничего не придумав, я набрал номер дежурки родного РОВД.
— Да, Дорожный РОВД, говорите — заполошно ответил знакомый помощник дежурного, видно там было горячо.
— Здорова, Стас, Громов беспокоит, скажи «дорожку» на сегодня.
— Здорово, щас… — в трубку ворвался гул нескольких возбужденных голосов — «ястреб» сегодня….
И трубку бросили, а я стал старательно набирать номер адресного бюро. С третьего раза мне повезло, короткие гудки «занято» сменились длинными, дающими надежду на взаимность.
— Говорите, тринадцатая…
— Добрый вечер, Дорожный, УР, Максимов — я назвал фамилию знакомого опера уголовного розыска — "ястреб" сегодня, мне бы одну выборку. Чугунов Михаил Владимирович, примерно шестидесятого года рождения….
— Ждите….
Через пять минут, казавшимися бесконечными, равнодушный голос сотрудницы Бюро продиктовал мне установочные данные на фотографа, его адрес и, уже известное мне, место работы. Узнав, что больше мне ничего не нужно, женщина положила трубку.
План мероприятия с Михаилом я увидел во сне. Вынырнув из его омута, я судорожно прокручивал в голове сон, боясь забыть детали, приснившейся мне, блестящей операции. Нет, вроде бы все помню, все логично и складно.
К удивлению Аллы, я стал обряжаться в форму.
— Паша, у тебя вроде экзамен сегодня?
— Нет, консультация, а экзамен завтра.
— А зачем ты форму одеваешь?
— Э-э…, преподаватель любит студентов в форме.
— Да? Ну, ладно, тогда конечно, надо одеть, хотя странно….
Доставив Аллу в магазин, я направил свой, вернее ее, «Жигуленок» в сторону гостиницы «Город». Мне нужны были немые.
Глава 28
Кафетерий гостиницы «Город», несмотря на свои циклопические размеры, был местом популярным. Люди, делающие свои дела, в бойком районе железнодорожного вокзала, часто собирались в этом огромном, полуподвальном и полутемном зале, чтобы отдохнуть перед рисковой работой, подкрепиться и обсудить важные вопросы. Я остановился на лестничной площадке и окинул взглядом многочисленные столики, раскинувшиеся внизу. Мои сегодняшние клиенты всегда выделялись в любой толпе. Немые были закрытой кастой, загадочной и пугающей. Мрачные лица, непонятная жестикуляция, странное мычание — все это заставляло людей держать дистанцию от этих немногочисленных, но дружных ребят. Став постарше, и столкнувшись с немыми по некоторым делам, я понял, что это вполне обычные люди, живущие достаточно обыденной жизнью, и, при необходимости, их агрессивное мычание превращается в речь, несколько искаженную, но вполне, при должной внимательности, различимую. При позднем Союзе, основной подработкой этих парней, помогающей выживать при небольшой государственной пенсии по инвалидности, была продажа в электричках, на вокзалах и прочих местах скопления граждан, очень нужных в быту предметов — игральных карт. Но так, как обычными картами советская торговля, все-таки, народ снабжала, то инвалиды торговали картами порнографическими, изготовленными кустарным способом, на фотобумаге. С небольших кусочков картона, черно-белые «красотки» радовали, изголодавшихся по запретному, строителей коммунизма, своими прелестями. Милиция с инвалидами бороться… скажем так, брезговала, хотя статья 228 УК РСФСР «Изготовление или сбыт порнографических предметов», была вполне рабочей и, даже предусматривала, до трех лет лишения свободы. Но, вот сегодня, милиция, в моем лице, решила обратить внимание на этот порок нашего общества.